Кровь моя холодна. Холод её лютей Реки, промерзшей до дна. (с)
О, в кои-то веки меня хватило на почти полноценный драббл!)))
Кто о чем, а я все о том же...
Винсент, любовь и кровь.)
Хех, текст.Кровь. Кровь кругом - на стенах, на полу, на дорогом атласе бальных платьев и тяжелом бархате фраков. Сколько их - сотни, тысячи убитых, женщин, стариков, детей? Сколько их еще - оставшихся в живых, что обречены будут кормить своими душами Бездну, скитаться страшными, искаженными Цепями, забывшими, кем они были? Не помнящими и не знающими ничего, кроме вечного голода и вечного страха.
Винсет спотыкается и падает, попадая руками в теплое, липкое. Поднимает ладони к лицу - все та же алая кровь. Кровь, кровь из этих людей, мертвых людей. Кровь, что была у них внутри, в которой он сейчас весь - одежда, волосы, руки! Слезы катятся по лицу мальчика. Проклятие, везде эта кровь! Он проводит ладонью по лицу, заходясь в диком хохоте, не имея возможности остановиться. Этот смех, что разрывает все внутри, переходит в рыдания, мешается с ними. Так неправдоподобно... так невозможно, так не бывает! Этого просто не может существовать - всех этих тел, всей этой крови! Винсент встает и бежит, сам не зная куда, со смехом размахивая руками... чтобы споткнуться об еще один труп - тело, еще недавно принадлежащее красивой женщине. Ужас охватывает его, сковывает ледяными цепями все внутри. Мертвый холодный труп. Холодный. Окоченевший. Смотрит на него в упор. Нет, он Смотрит на него! Винсент с визгом откатывается от тела, закрывая лицо руками, и кричит, не имея возможности остановиться. Кричит, пока голос не срывается на хрип. Уже не страх - абсолютное безумие, эти мертвецы повсюду, везде, ни одного живого существа. Только алый, абсолютно алый мир. Мир крови и мертвых тел. Людей, которых убил он. Ребенок взвывает и бежит, уже не различая ничего - ни окровавленных стен, ни мертвых тел, забыв себя самого.
"Гилберт!!!"- единственное, что он может произнести сейчас. Жив ли хотя бы Гилберт? Если да - то все не зря. То пусть умрут. Пусть эти ужасные, тошнотворные мертвецы схватят его своими окоченевшими ледяными пальцами, заберут с собой и навечно оставят в своем Аду. Пусть он весь будет в их крови. Пусть они хоть утопят его в этой своей чертовой крови - если только Гилберт жив... А если нет? Если и он тоже лежит где-то вот так, сломанный, ненастоящий уже, и из него потоком льется кровь? - Даже кричать невозможно. Винсент протягивает руки, слезы без остановки текут по щекам. Сознание наконец милосердно оставляет его...
Он вскрикивает, просыпаясь где-то на диване, в крайне неудобном положении, судорожно цепляясь пальцами в деревянный подлокотник. Голова разрывается на части от боли.
- Гил...
Проклятье, он даже во сне ревет, как ребенок. Только сон. Чертово забвение, которое не приносит никакого облегчения. Винсент кидает взгляд на ладони - ни следа красного. Все было в прошлом. Весь Ад остался там. И даже Бездна теперь для них в Прошлом. Там, где ему нет места. Там, где без него все шло бы своим положенным чередом. Ведь он убил их. Убил.
- В чем дело? Ты звал? - Гилберт с настороженным видом приоткрыл дверь, заглядывая в комнату.
- Нет-нет, тебе показалось, братик! - Винсент пытается придать лицу как можно более беззаботное выражение.
Живой. Такой красивый. Если эти смерти были платой за то, чтобы он вот так стоял тут, совсем живой, целый, невредимый. Чтобы слышать этот мягкий, чуть уставший голос. Чтобы смотреть в золотистое сияние его глаз... Эта плата была достойной. Сохранить, защитить это прекрасное создание. Это совершенство. Да Винсент и сейчас уничтожил бы еще пару городов за то, чтобы Гил - его Гил - мог вот так же войти в комнату и окликнуть его.
- Эй-эй, ты снова за свое? - брат заметно занервничал, различив это туманно-мечтательное выражение на лице младшего.
- Побудь еще со мной...
Гилберт вздыхает, неловко, как-то боком входя в помещение.
- Ты чего хотел? Кричал? Почему?
- Показалось! Я же говорю, тебе показалось - Винсент одарил его одной из самых очаровательных своих улыбок. Вскочил как-то слишком резко, не в силах справиться с порывом... Никаких объятий. Фыркнет, занервничает, сбежит. Всегда так мило нервничает при его появлении... Как же можно быть настолько милым - любая эмоция Гилберта - от радости до гнева, от страха до восторга - истинное удовольствие! Сколько прелести, сколько изящества...
Взял его ладонь в свою. Не отнимает сразу, только посмотрел устало.
- Братик...
- М? - слегка пожал руку в ответ.
И - глупо, только ради того, чтобы проследить за очередной реакцией и прикоснуться лишний раз - все равно убежит - обнимает за шею, касаясь щекой щеки. Его кожа, легкий запах духов, он весь, весь стоит тут. Живой, прекрасный, как божество. Сжать его в объятиях, не пускать долго-долго, осторожно, чтобы не испугать сразу, прикоснуться губами к шее, обнять еще крепче, вечно стоять вот так, ни на секунду не разжимая рук, быть вместе с ним, как можно ближе к нему- краткое мгновение абсолютного счастья.
Краткое... Гилберт шарахается в сторону, как от прокаженного.
- Снова твои шуточки, Винс! Я же столько раз просил тебя... - отряхивает одежду, словно от пыли. Испуганный, раскрасневшийся весь.
Винсент стоит перед ним с крайне огорченным видом.
- Извини... не сдержался...
- Глупости... - Гилберт явно берет себя в руки. Принимает вдруг решительный вид. Самоотверженный. Так обычно люди в ледяную воду собираются прыгать. Протягивает руку и неуклюже проводит ладонью по золотистым волосам брата.
"И ведь не страшен. Обычный человек. Человек, которого я даже не знаю, а он вечно лезет ко мне. Что я ему дался?" Такое, вечно слишком бурное, слишком через край внимание Винсента слишком напрягает, вот и все. Слишком тяжело. И эти его игрушки разрезанные. И еще то, что он засыпает везде из-за своей Цепи. И в детстве мог сидеть в своей комнате днями, не выходя, ни с кем не разговаривая. И никогда не плакал. И настроение у него меняется от какого-то помешанного восторга до бесконечного уныния за секунды... И еще - он помнит и знает что-то о той, давно прошедшей жизни. Что-то, о чем почти никогда не говорил, после того дня. А так - обычный же человек. Его брат... Кажется..."
А за это мгновение Винсент готов отдать пожалуй что, все. Себя, всех этих людей убить, уничтожить. Он - он сам - прикоснулся. Посмотрел вопросительно, пожал плечами. Сдержанно улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты.
Винсент дошел до конца комнаты и упал на диван, с абсолютно счастливым видом. "Мое самое прекрасное сокровище..."
Кто о чем, а я все о том же...
Винсент, любовь и кровь.)
Хех, текст.Кровь. Кровь кругом - на стенах, на полу, на дорогом атласе бальных платьев и тяжелом бархате фраков. Сколько их - сотни, тысячи убитых, женщин, стариков, детей? Сколько их еще - оставшихся в живых, что обречены будут кормить своими душами Бездну, скитаться страшными, искаженными Цепями, забывшими, кем они были? Не помнящими и не знающими ничего, кроме вечного голода и вечного страха.
Винсет спотыкается и падает, попадая руками в теплое, липкое. Поднимает ладони к лицу - все та же алая кровь. Кровь, кровь из этих людей, мертвых людей. Кровь, что была у них внутри, в которой он сейчас весь - одежда, волосы, руки! Слезы катятся по лицу мальчика. Проклятие, везде эта кровь! Он проводит ладонью по лицу, заходясь в диком хохоте, не имея возможности остановиться. Этот смех, что разрывает все внутри, переходит в рыдания, мешается с ними. Так неправдоподобно... так невозможно, так не бывает! Этого просто не может существовать - всех этих тел, всей этой крови! Винсент встает и бежит, сам не зная куда, со смехом размахивая руками... чтобы споткнуться об еще один труп - тело, еще недавно принадлежащее красивой женщине. Ужас охватывает его, сковывает ледяными цепями все внутри. Мертвый холодный труп. Холодный. Окоченевший. Смотрит на него в упор. Нет, он Смотрит на него! Винсент с визгом откатывается от тела, закрывая лицо руками, и кричит, не имея возможности остановиться. Кричит, пока голос не срывается на хрип. Уже не страх - абсолютное безумие, эти мертвецы повсюду, везде, ни одного живого существа. Только алый, абсолютно алый мир. Мир крови и мертвых тел. Людей, которых убил он. Ребенок взвывает и бежит, уже не различая ничего - ни окровавленных стен, ни мертвых тел, забыв себя самого.
"Гилберт!!!"- единственное, что он может произнести сейчас. Жив ли хотя бы Гилберт? Если да - то все не зря. То пусть умрут. Пусть эти ужасные, тошнотворные мертвецы схватят его своими окоченевшими ледяными пальцами, заберут с собой и навечно оставят в своем Аду. Пусть он весь будет в их крови. Пусть они хоть утопят его в этой своей чертовой крови - если только Гилберт жив... А если нет? Если и он тоже лежит где-то вот так, сломанный, ненастоящий уже, и из него потоком льется кровь? - Даже кричать невозможно. Винсент протягивает руки, слезы без остановки текут по щекам. Сознание наконец милосердно оставляет его...
Он вскрикивает, просыпаясь где-то на диване, в крайне неудобном положении, судорожно цепляясь пальцами в деревянный подлокотник. Голова разрывается на части от боли.
- Гил...
Проклятье, он даже во сне ревет, как ребенок. Только сон. Чертово забвение, которое не приносит никакого облегчения. Винсент кидает взгляд на ладони - ни следа красного. Все было в прошлом. Весь Ад остался там. И даже Бездна теперь для них в Прошлом. Там, где ему нет места. Там, где без него все шло бы своим положенным чередом. Ведь он убил их. Убил.
- В чем дело? Ты звал? - Гилберт с настороженным видом приоткрыл дверь, заглядывая в комнату.
- Нет-нет, тебе показалось, братик! - Винсент пытается придать лицу как можно более беззаботное выражение.
Живой. Такой красивый. Если эти смерти были платой за то, чтобы он вот так стоял тут, совсем живой, целый, невредимый. Чтобы слышать этот мягкий, чуть уставший голос. Чтобы смотреть в золотистое сияние его глаз... Эта плата была достойной. Сохранить, защитить это прекрасное создание. Это совершенство. Да Винсент и сейчас уничтожил бы еще пару городов за то, чтобы Гил - его Гил - мог вот так же войти в комнату и окликнуть его.
- Эй-эй, ты снова за свое? - брат заметно занервничал, различив это туманно-мечтательное выражение на лице младшего.
- Побудь еще со мной...
Гилберт вздыхает, неловко, как-то боком входя в помещение.
- Ты чего хотел? Кричал? Почему?
- Показалось! Я же говорю, тебе показалось - Винсент одарил его одной из самых очаровательных своих улыбок. Вскочил как-то слишком резко, не в силах справиться с порывом... Никаких объятий. Фыркнет, занервничает, сбежит. Всегда так мило нервничает при его появлении... Как же можно быть настолько милым - любая эмоция Гилберта - от радости до гнева, от страха до восторга - истинное удовольствие! Сколько прелести, сколько изящества...
Взял его ладонь в свою. Не отнимает сразу, только посмотрел устало.
- Братик...
- М? - слегка пожал руку в ответ.
И - глупо, только ради того, чтобы проследить за очередной реакцией и прикоснуться лишний раз - все равно убежит - обнимает за шею, касаясь щекой щеки. Его кожа, легкий запах духов, он весь, весь стоит тут. Живой, прекрасный, как божество. Сжать его в объятиях, не пускать долго-долго, осторожно, чтобы не испугать сразу, прикоснуться губами к шее, обнять еще крепче, вечно стоять вот так, ни на секунду не разжимая рук, быть вместе с ним, как можно ближе к нему- краткое мгновение абсолютного счастья.
Краткое... Гилберт шарахается в сторону, как от прокаженного.
- Снова твои шуточки, Винс! Я же столько раз просил тебя... - отряхивает одежду, словно от пыли. Испуганный, раскрасневшийся весь.
Винсент стоит перед ним с крайне огорченным видом.
- Извини... не сдержался...
- Глупости... - Гилберт явно берет себя в руки. Принимает вдруг решительный вид. Самоотверженный. Так обычно люди в ледяную воду собираются прыгать. Протягивает руку и неуклюже проводит ладонью по золотистым волосам брата.
"И ведь не страшен. Обычный человек. Человек, которого я даже не знаю, а он вечно лезет ко мне. Что я ему дался?" Такое, вечно слишком бурное, слишком через край внимание Винсента слишком напрягает, вот и все. Слишком тяжело. И эти его игрушки разрезанные. И еще то, что он засыпает везде из-за своей Цепи. И в детстве мог сидеть в своей комнате днями, не выходя, ни с кем не разговаривая. И никогда не плакал. И настроение у него меняется от какого-то помешанного восторга до бесконечного уныния за секунды... И еще - он помнит и знает что-то о той, давно прошедшей жизни. Что-то, о чем почти никогда не говорил, после того дня. А так - обычный же человек. Его брат... Кажется..."
А за это мгновение Винсент готов отдать пожалуй что, все. Себя, всех этих людей убить, уничтожить. Он - он сам - прикоснулся. Посмотрел вопросительно, пожал плечами. Сдержанно улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты.
Винсент дошел до конца комнаты и упал на диван, с абсолютно счастливым видом. "Мое самое прекрасное сокровище..."
@темы: писанина, blue roses (c)
кста, ты вроде как кроссовер хотел, а сюжет у тебя есть, мм?)
А, ну и как я мог забыть, Винс же не разменивается по мелочам! Уничтожить собственное существование из этого мира, стереть его и не рождаться, чтобы не портить жизнь братику!)
Примерно. Я Заэлю уже его оговаривал, кстати.) Правда, там на двое было.
Оы, а мы ж Гриммджо планировали массовый кроссовок на всех!
отыграете тогда - расскажете, интересно же)
нее, на всех это не кроссовер, а так, сборная солянка. для кросса сюжет нужен, более продуманный, чем "все внезапно оказались в одной комнате". по идее, еще и игровая цель у каждого должна быть, кроме как показать себя красивого.
Эльвер, О, ну, на людях он весь "мимими, аняня ^_^ " Но настолько Внешне, на показ, что просто очевидно.)
Разумеется)
Ну вот на двоих вроде срастил. В Уэко Винсент точно не пойдет, ему ста лет в Бездне вполне хватило для того, чтобы не питать интереса к подобным приключениям.)
Эльвер, Вот именно! Уж лучше вы к нам.))))