[Flamekeeper]

У этих двух просто пиздец какие милые взаимоотношения, что я не мог сдержаться.
Ну и немного насчет того, что второй глава тоже не пальцем делан.

"Нецесты мои нецесты"(с)

Ош извиняюсь.

ТЕКСТ

Минцзюэ стоит и хмурит брови, наблюдая за братом. Слишком слабо. Слишком неловко. Его брат тонко вскрикивает и роняет меч, заставляя главу ордена Не тяжело вздохнуть. Пока тренировки шли с деревянными мечами, Хуайсан хоть что-то пытался делать, а теперь только тяжело вздыхает и изображает обмороки.
Минцзюэ обвел взглядом всю его маленькую, тонкую фигурку. Брат снова попытался взять в руки фамильную саблю, сделал пару неплохих рубов, и, закатив глаза, резко опустил острие.
- Тебе надо учиться говорить с ней. Ты не пробовал? – Минцзюэ подошел к Хуайсану, и тот испуганно обернулся, едва не выронив оружие. – Слишком тяжело? – старший Не старался не звучать чересчур грубо. Брат в ответ поднял на него свои огромные янтарные глаза, и тихо выговорил: «Очень тяжело, дагэ».
- Говори с ней. В тебе течет кровь главы, ты должен их слышать!
- Очень смутно слышу, - Хуайсан вдруг рассмеялся, выглядя совершенно беззаботно. – Брось, ты ведь всегда можешь меня защитить. Видимо, не в каждом поколении это проявляется особенно сильно… - он нежно-нежно улыбнулся. Был бы он девчонкой – у Минцзюэ было бы меньше проблем. Утонченно-красивая, неглупая и всегда такая очаровательная в этих своих нарядах и бесчисленных веерах – он просто выдал бы такую сестру замуж. Старший Не от чего-то чувствует легкое раздражение, представляя это. В конце концов, Хуайсан – не девица, а будущий глава клана. Он должен… хотя бы уметь постоять за себя. Защитить себя, когда Минцзюэ не станет.
---
Хуайсан слышал свою саблю слишком хорошо. Черная волна, беспросветный поток – как каменный оползень, как черная жаркая лава, как кипящая вода, что вылили куда-то на грудь. Его оружие шептало, шипело, вилось вокруг черной змеей. Оно знало одно слово: «убей». Что говорит Минцзюэ его Ба Ся? Так же падает на него черной безумной завесой, раскаленным сплавом дурного проклятия?
Брат недоволен. Хуайсан знал, что сабли клана Не рано или поздно сводят их владельцев с ума. А чем сильнее был глава – тем раньше он уйдет на покой, забирая грозное свое оружие. Минцзюэ очень силен. Пугающе силен. Хуайсан никогда не попросит у него не брать больше Ба Ся в руки. Он позволяет себе очень многое, о чем другие адепты даже страшатся думать. Сабля – сила, честь и гордость главы клана. Минцзюэ любил свое оружие – очень сильно любил. Хуайсан… слишком сильно боится, что и его оружие сведет с ума – он слаб телом, слаб духом, а его меч говорит с ним так пугающе, что…
- Почему ты не понимаешь, что так важно научиться с работать с саблей, понимать ее? – голос брата звучит немного устало.
«Нет, сабля – это самое дорогое, что у него есть. Он, наверное, умрет, если у него отнимут эту зловещую Ба Ся», - проклятые слезы сразу выступают на глазах.
- Когда ты сможешь понять, ведь… - Минцзюэ не договаривает. «Ведь ты – самое дорогое, что у меня есть. Моя жизнь потеряет весь смысл…» - мысль так и не формируется в слова. Да и не сказал бы он такого никогда – Хуайсан должен стать хорошим воином, а не красивой тряпочкой, слушающей милые признания.
- Я устал, дагэ, - он хмурится и отворачивается. Невыносимый ребенок. Как он не поймет, что Минцзюэ старается ради его же блага.
- Черт с тобой, все равно уже время обеда. Только время с тобой потерял, - он ворчит, уходя в сторону замка. Хуайсан поспевает за ним с трудом, но тут же куда-то пропадают его лень и усталость – идет довольно бодро, улыбается и смеется чему-то.
- Дагэ, дай мне руку. Как в детстве. Я так редко тебя вижу последнее время, - Хуайсан почти ноет. Ему уже 15 – он так и не повзрослел. Впрочем, Минзюэ очень многое позволяет брату. Почти ничего не запрещает. Неудивительно, что тот вырос таким избалованным и своевольным. И при этом – ужасно, кошмарно слабым и ленивым.
Хуайсан не дожидается и сам обхватывает руку главы ордена своей ладошкой, хрупкой, как у девушки.
Минцзюэ не сопротивляется – не признается себе, что ему всегда легче от этих прикосновений. Словно та черная-черная печать, не покидающая его с тех пор, как умерли родители, отходит в сторону, становится легче и светлее на пару тонов.
***
Хуайсан всегда старается касаться брата – тот весь в делах, тренировках и на собраниях кланов – времени у него не много. Он мало спит, ест, кажется, только для того, чтобы не потерять силы в бою – не испытывая особого удовольствия от этого.
Младший брат ценит те часы, что его дагэ проводит с ним. Совсем, как в детстве. Он тащит его на прогулки, хвастается своими веерами, много смеется и пересказывает забавные моменты книг. В такие времена Минцзюэ перестает так хмуриться, и чело его разглаживается. Все, что и нужно Хуайсану в такие моменты.
Он забирает себе шепот страшной сабли, изогнутой, как дьявольский рог, как проклятие, как палаш палача, вечно занесенный над его братом. Самая большая, единственная любовь Минцзюэ, единственная его опора.
Хуайсан не может признаться, что все его силы уходят на это глупое очищение. Он боится, что если долго не увидит брата – тот поддастся зловещему шепоту, закончит так же, как их отец, сойдет с ума, истекая кровью и круша все на своем пути.
Пока все хорошо. Он объясняет свои обмороки и бледность переутомлением, стеснительно смотрит в пол и пожимает плечами. Минцзюэ очень недоволен им – но путь меча и заклинательство не привлекают Хуайсана, а старший брат привык потакать ему во всем. Временами он ворчит и закатывает глаза, видя в руках младшего очередной расписной веер, слушая его пение, видя, как тот кормит своих птиц – не охотничьих соколов, которые были бы кстати наследнику клана – соловьев в клетке, красивых, хрупких и бесполезных, как их хозяин.
Минцзюэ никогда не убирает своей руки из его маленьких ладоней – брат всегда как-то странно отводит взгляд, касаясь старшего. Это… приятно, глава ордена Не готов это признать. Словно странный дух горных ручьев, красивый-красивый, стесняющийся людей, такой тихий и… такой слабый.
Хуайсан падает в обмороки прямо на тренировке, может проспать до обеда. Его ядро так и не сформировалось.
Он нагло заявляет брату, что ему лень, что его не влечет заклинательский путь. Он знает, что выглядит калекой на фоне даже рядовых адептов Не, для которых сила – это почти религия. «Моя сила в том, что я защищу тебя, защищу тебя от всего, мой брат», - Хуайсан обнимает его за плечи, неловко прижимается к широкой груди и вздыхает. Брат никогда не отстраняется от него, никогда не отходит.
Слишком много сил уходит на это. Но брат спокоен, он контролирует себя, он живет в гармонии с Ба Ся – и Хуайсан готов платить такую цену.
Минцзюэ даже не должен догадаться, что он или его подавление ранят брата – Хуайсан ведет себя легкомысленно и расслабленно, во всю демонстрируя свою избалованность и равнодушие к сабле.
Иногда он берет свою в руки – и почти сражается с ней. Он должен контролировать саблю. Никогда – она его.
***
Сичень приезжает в Ци Хэ Не нечасто – слишком много забот в своем клане. Зато Мэн Яо приходит с завидной регулярности, играя для брата, заваривая ему какие-то целебные травы… все бесполезно.
Хуайсан делает вид, что не особенно замечает этих изменений, в то же время не находя себе места. Все хуже и хуже. Брат слабеет, брат срывается на адептов все чаще, приходя в неистовство от пустяка.
- Дагэ-дагэ, остановись, - когда младший рядом, он чуть ни силком притягивает к себе брата, утыкаясь лицом ему в грудь. Минцзюэ никогда не уходит от его объятий, и Хуайсан может забрать всю чудовищную черную… но Ба Ся не изменилась. К этим потокам добавились какие-то еще. Это не шепот оружия брата, не черный сплав ярости, который льется с его темного клинка. Что-то еще, что-то другое, странное, изощрённое, необъяснимое. Он поднимает глаза.
- Тоже боишься меня, - Минцзюэ усмехается зло, как никогда не делал раньше, ловя встревоженный взгляд младшего.
- Никогда тебя не боялся – тот тянется рукой к его щеке, проводя мягко-мягко, приподнимается на цыпочки и дотягивается лицом до его.
- Зря ты так, - но Минцзюэ заметно расслабляется в мягком и нежном объятии. Тьмы в нем столько, что Хуайсана почти трясет – он не боится брата, боится того, что искажение почти настигло его. Он бьется с этим, отдает ему свою ци, пока не начинает слабеть сам. Ничего не помогает. Ничего не делает ему легче. Хуайсана это все приводит в исступление – он рядом, он видит брата, может касаться его – но ничего не может сделать. И даже Мэн Яо… страшная догадка появляется у младшего Не, но он отбрасывает ее в сторону. У брата Яо совсем нет причин… или…
Минцзюэ накрывает его ладонь своей, неожиданно хватая младшего на руки – легко, как пушинку.
- Прости меня. Если я потеряю контроль – не подходи ко мне больше. Если я потеряю себя – просто убей меня, - он тихо шепчет прямо в ухо, губами касаясь темных волос. Пока ты со мной – мне легче, но…
Взгляд Хуайсана леденеет.
- Не смей говорить при мне о своей смерти, - вдруг выпаливает он. – Чтобы я слов таких от тебя не слышат, дагэ! – Минцзюэ усмехается тому, что его хрупкий слабый брат может так дерзить ему.
- Ты не готов быть главой? – какая глупая шутка. Старший Не понимает это, когда Хуайсан вдруг выворачивается из его объятий и смотрит на него с небывалой яростью.
- Я не готов терять тебя. Не готов не видеть тебя. Заткнись, или я ударю тебя в следующий раз! – и он даже заносит свою девичью ладошку, побледневший, с горящими глазами. – Я отпинаю тебя ногами, если ты будешь шутить про это! – Минцзюэ хохочет, привлекая его к себе, обнимая за плечи.
- Прости-прости меня, - Хуайсан прижимается крепче, зарываясь лицом в шелка, и Минзюэ ощущает, как они намокают от слез его брата. Он не шевелится и не говорит уже ничего, молча перебирая шелк его волос.

Хуайсан не понимает, как это вышло. Как случилось так, что сила брата начала выходить из-под контроля раньше времени. Он держал ее, как мог – к черту заклинательство, к черту золотое ядро и его репутация беспомощного, бесталанного и глуповатого младшего брата, которого занимают только красивые побрякушки. Все оказалось напрасным – Минцзюэ сходил с ума, подозревал всех и каждого и срывался в чудовищные истерики. Хуайсан сейчас впервые чувствовал себя по-настоящему беспомощным – глупо носясь вокруг него, отдавая, кажется, вникуда все свои силы.
Брат вернулся с очередного собрания – еще более молчаливый и мрачный, чем обычно. Он сухо поздоровался и ушел в свои покои.
Ночью Хуайсан проснулся от дикого, полного боли и безумия рева, быстро вскочил на ноги и побежал в сторону комнат старшего – как был, босиком и в легких ночных одеждах.
- Вам тут не место, - один из адептов протянул вперед руку.
- С кем это ты говоришь? – волна бешенства захлестнула младшего Не, и он – наверное, впервые в жизни – грубо оттолкнул адепта. – Дай мне пройти, я приказываю тебе! – его голос, обычно напевно-нежный, звучал зло и высокомерно.
Он быстро протолкался сквозь толпу – на полу лежали трое человек в одеждах клана, все со сломанными шеями. В следующий момент Хуайсан увернулся от подсвечника, что летел точно ему в голову, ударил локтем по руке слуги, которая пыталась схватить и удержать его и подскочил к брату.
Минцзюэ, самозабвенно крушащий все вокруг, остановился на долю мгновения.
- Стой на месте, остановись! - глава ордена ощутил, как темная волна, полная гнева и злобы, обрушилась на него так же яростно, как прежде та, что исходила от него. Он невидящим взглядом смотрел прямо на младшего брата, не понимая, кто перед ним.
- Даге, остановись же! – Минцзюэ, ничего не осознавая, сжал одной рукой хрупкую шею и коротким движением вжал источающий опасность объект в стену. Хуайсан уже не мог ни закричать, ни вырваться из стальной хватки – кровь лилась из его горла, кровавые слезы текли так обильно, что застилали взгляд. Он едва дотянулся слабеющей рукой до ладони брата, уже почти ломавшей шею, и из последних сил вывел узор заклинания, тут же падая на пол.
Минцзюэ смотрел на него взглядом, полным неподдельного ужаса.
- Я… - он остекленевшим взглядом смотрел на бледное лицо, почти целиком залитое кровью, на кровавые следы на тонкой, будто девичьей шее, и рваные, все окровавленные шелка.
- Дагэ, - Хуайсан уже не мог стоять, он вытирал кровь с лица дрожащей рукой, неловко подползая к брату и обнимая его за шею, пока тот стоял на коленях, отупевше уставившись на младшего.
Младший Не хотел было сказать, чтобы остальные адепты убирались вон – но никто так и не решался подойти к братьям.
Минцзюэ ощутил, как его слабо, но настойчиво прижали к себе – лицом в окровавленный шелк, к безумно и хаотично стучащему сердцу, как пальцы начали гладить волосы, и тихий голос хрипло шептал непонятные, не улавливаемые слова. Он провалился в глубокую, мягкую и тихую пропасть.
Хуайсан осторожно выполз из-под тяжелого тела и упал ему на грудь. Больше он ничего не сможет сделать – даже плакать не было сил.
***
Наутро Минцзюэ не находил себе место. Его головные боли и слабость прошли, и младший даже спустился к обеду – привычно прищуривая глаза над расписным веером, весь закутанный в какие-то легкие ткани от подбородка и с непомерно широкими рукавами. Минцзюэ сразу понял, к чему этот наряд. Он идиотски молчал, уставясь в тарелку. Хуайсан только пил чай – легкую, едва теплую цветочную воду. И тоже молчал, изредка делая какие-то жесты руками, и сам тихонько усмехаясь этому.
По щелчку пальцев к нему подошел слуга с бумагой и тушью, и через несколько секунд Хуайсан быстро и легонько похлопал брата по руке, передавая маленькую записку.
«Рад видеть тебя сегодня», - гласил его мелкий, витиеватый почерк.
- Мне нужно отрубить руки. Мне нужно отрубить треклятую голову, в которой совсем не осталось мозгов, - Минцзюэ гневно взглянул на брата. – Я пойму, если ты никогда не захочешь меня видеть.
Хуайсан еще раз щелкнул пальцами, и слуги вышли из зала через пару мгновений. Младший беспардонно залез на колени к Минцзюэ, прижавшись всем телом, и погладил того ладонью по лицу. Он гибко извернулся, протянувшись к столу, и быстро написал еще что-то.
«Береги себя, ведь я люблю тебя», - Минцзюэ было крайне неловко, он не привык к подобному. Особенно, когда был кругом и безумно виноват перед своим братом.
- Я недостоин быть главой. Недостоин быть твоим братом, - Хуайсан закатил глаза и замахал руками на старшего. Он попытался что-то сказать, но только прохрипел и тут же прикрыл лицо рукой.
Нежный-нежный. Красивый-красивый. С утра адепты, запинаясь и пугаясь, уже рассказали Минцзюэ, как младший брат – его брат, хрупкий, мягкий и нежный, как горный цветок – остановил его припадок черного безумия за минуты до полного искажения.
Хуайсан поморщился и зашипел, когда Минцзюэ попытался неловко обнять его за спину – а потом сам же покраснел и снова начал закрываться руками.
- Не ходи на тренировки всю неделю, - Хуайсан с наигранным удивлением посмотрел на брата. Он пытался шутить и делать вид, что все в порядке, от чего старший приходил только в более уныние.
- Что мне сделать сегодня?
- «Пойдем гулять с тобой в сад», - снова написал брат, после чего как-то извиняющееся заулыбался и без сознания упал на плечо старшего. Минцзюэ донес его до кровати – полный дебил, он только что понял, почему его брат так часто падал без чувств – прямо в его светло-серых вуалях, под которыми оказались жуткие, кроваво-синие отпечатки ладони.
Отвратительнее он себя не ощущал ни разу в жизни. Все его ошибки, проступки и вспыльчивость были ерундой по сравнению с тем, что Минцзюэ почувствовал в этот вечер. По-хорошему, у него теперь вовсе нет права прикасаться к брату, который ведет себя, будто ничего не произошло.
- Дагэ, - тот едва слышно шепчет, потягиваясь всем телом. – Дагэ, ложись сюда, отдохни сегодня тоже, - говорить ему сложно, но Минцзюэ сегодня считает себя не вправе перечить младшему, заворачивая его в шелковые простыни.
Он нежен и несчастен, как переломанная хулиганами веточка цветущей сливы. Он кладет свою тонкую руку на плечо старшего, и Минцзюэ думает только о том, что никогда не заслуживал такого брата.
***
Хуайсану хочется реветь, как мальчишке. Вместо этого он с каменным лицом читает текст заклинания около гробницы – без единой запинки, четко выговаривая слова. На нем облачение, серое с золотом и клановыми узорами быка – и он стоит со своей безымянной саблей, громко проговаривая слова. У него внутри нет ничего – ни единой эмоции – он кладет Ба Ся на грудь мертвого брата, на его тело без души – и выдыхает, поднимая в воздух горящие бумаги с текстом заклинаний.
Вечером – его инициация, против которой высказались уже многие представители ордена. Он убедит их в наилучшем пути. Ему все еще хочется рыдать, хочется упасть на грудь его – живого брата, и захлебываться слезами, чувствуя его руки, прижимающие к себе сильно и бережно. И это последнее, что он мог бы позволить себе сегодня.
В главном зале собрались все старейшины и верхушка клана Не. Хуайсан смотрит на них, не видя, остервенело теребя в руках один из своих вееров.
- Со всем уважением, но мы решили, что вы неспособны управлять кланом, - говорит один из собравшихся.
- А вы, видимо, имеете лучшую кандидатуру? Быть может, вам не терпится умереть? – Хуайсан скидывает с себя все маски разом, оставляя на поверхности только то темное и яростное, за которыми его адепты могут пойти.
- В условиях войны…
- В условиях войны вы выбираете смерть? – он дерзко щурится, глядя прямо в глаза адепту. – Что принесет нам атака врага? Вы все сегодня видели, как был похоронен мой брат – такова участь каждого, кто пойдет в лобовую на нашего противника.
- Высиживать в углу, как крыса? – другой адепт даже подпрыгнул от возмущения.
- О, это принесет не только смерть. Вашу честь и доблесть превратят в помешательство. Ваш гнев преподнесут, как предательство и желание власти. Всю вашу семью обвинят в самых ужасных вещах – и несмышленых детей, и дряхлых стариков. Весь клан Не просто сотрут с лица земли, оклеветав так, что и история не отмоет наших имен. Я предлагаю путь, который поможет нам выжить.
- Трус! – плюнул адепт, и Хуайсан, сам себя не помня, подходит к нему, в короткую долю секунды вскидывает руку, переворачивая веер в своей руке, и вонзает кинжал чуть ниже сердца – одним движением просовывая его до рукояти и резко вынимая обратно. Адепт остервенело машет руками и тут же падает на колени, бессильно ловя ртом воздух.
- Небольшой парализатор, - Хуайсан улыбается ему сладко-сладко, как сама смерть. – Я ведь не хочу, чтобы ты действительно умер.
Он резко разворачивается к толпе.
- Все, что я хочу, это чтобы каждый из нас выжил. Да, черт возьми, я боюсь – не только за себя – за каждого из вас, мою единственную семью. Если вы сможете мне помочь – я знаю, как растоптать врага, как устроить ему воистину ужасную смерть. Но каждый из вас должен будет подыграть мне и не задавать вопросов. Верьте мне – и наш клан будет жить.
Клан Не славился своей вспыльчивостью – и вот на главного наследника уже напал один – Хуайсан быстро увернулся, ловко зайдя за спину, вонзил свой кинжал ему в район почек и злобно пнул ногой. Надо было показать свою силу – сердце его сейчас выпрыгнет из груди, ему хочется бежать отсюда, завывая в голос – но тогда ничего не получится, ничего не выйдет.
- Мы поверим вам, - главный старейшина меряет взглядом нового главу клана – красивее и нежнее местных женщин – рослых и широкоплечих, что с малых лет тренируются с саблей наравне с мужчинами.
- Благодарю вас, - Хуайсан чопорно кланяется и обещает им долгую и странную игру.
Ночью он рыдает один в своих покоях, теряя и свою напускную силу, и свою изящность – пьет вино, даже не наливая его в чашу, захлебывается им вперемешку со слезами.
«Я сотру его в порошок. Я сделаю его жизнь худшей, чем нижний из миров», - он зло почти шипит это, падая на шелковое покрывало.
«Смотри, как я могу ненавидеть, смотри, дагэ».