Тут заявляли, что совсем нет нц с Уцуро.
Но он слишком, через меру, зашкаливающе пафосен для таких дел!
Впрочем, любопытство сгубило... всех, кроме Уцуро, опять.)
Довольно односторонняя Нц.
Уцуро/Оборо.
НЦ17, даже R слегка.

ТЕКСТ

- Ты можешь идти, куда хочешь. Делать, что хочешь. Мне не хочется, чтобы над тобой довлели обещания, которых я не помню, - Уцуро смотрел куда-то вдаль, выговаривая слова мягким и холодным голосом. Этот человек... выражал готовность служить ему. Но Уцуро чувствовал слишком много боли, слишком много ярости, которую тот подавлял годами. Нынешний лидер Нараку был словно чем-то знаком ему... и знал два предыдущих его воплощения. Сейчас он либо даст ему свободу, либо навсегда сомкнет свой капкан вокруг его шеи.
- У меня нет другого места и нет других желаний, кроме как быть рядом с вами, - ответил Оборо, не поднимая взгляда.
Уцуро вглядывался в его лицо, тщетно стараясь вспомнить, где же видел. Он был тогда на казни, он приходил каждый день в камеру к Шое и просил его о чем-то, почти умолял.
Этот маленький несчастный ребенок...
- Ты мог бы стать сильным, ты мог бы выбрать другой путь, если бы не я, - Уцуро знает, куда бьет, давая ему шанс и отрезая все пути к отступлению одновременно.
- Если бы не вы - мое тело давно истлело бы в земле, - Оборо пожимает плечами и откидывает прядь волос со лба.
- Тогда - никогда больше не вставай между мной и врагом. То, что неприятно поцарапает меня - тебя может уничтожить, сравнять с землей. Если ты решил служить мне - позаботься о том, чтобы это продолжалось не один год.
Почему он все это говорит ему? Зачем беспокоится о нем?
- Я не думал, что вы вернетесь... я думал... вы тогда погибли.
Уцуро кивнул головой и улыбнулся. Он дважды бросил этого ребенка. И он ждал все это время, неся бремя главного в Нараку.
- Я забываю почти все свое прошлое, я не помню ни людей, ни события, всякий раз восстанавливая их по крупицам. И - я говорил тебе когда-нибудь? - я совершенно. Абсолютно. Ничего не ощущаю.
- Я знаю точно, что вы можете, я... видел вас и разговаривал с вами другим.
- Иллюзия, в которую я поймал сам себя. Как паук, застрявший в своей же паутине, - Уцуро... чувствует неловкость за то, что этот мужчина так верит в него. За то, что он видит и вспоминает в нем того мальчика, который умирал посреди поля боя. Его первую радость, его первый страх. Первого человека, при виде которого ему хотелось улыбаться.
- Спасибо тебе... - и бессмертный смотрит совсем по-другому, мягко и нежно, но длится это лишь долю мгновения.
- Я говорил уже вам. Мне все равно, какое имя вы носите. Мне все равно, убиваете вы или учите детей. Я хотел быть с вами с того момента, как только увидел. Увидел, и решил, что это Смерть пришла забрать меня.
- ... в конце концов, что бы я ни делал - я приношу только боль и смерть. Пустое существо, способное только отбирать.
- Я не скажу за всех, но мне - вы дали жизнь. Вы дали мне возможность прикоснуться к Небесам, Уцуро-сама.
- Поэтому ты так несчастен, да?
Уцуро подошел ближе, почти вплотную к Оборо. Чтобы лучше слышать, как бьется сердце, в котором течет и его кровь...
Бледные щеки его почему-то стали розоватыми, он неловко опустил взгляд.
- В чем дело? Тебе и смотреть на меня неприятно?
- Нет-нет! - неожиданно Оборо заключил его в объятия, резко прижав к себе, - я подумал... что вы очень красивы. Что вы...
- Ах, вот как? - Уцуро привычно усмехнулся. Он был слишком близко и не выражал ни капли страха или идиотского подобострастия, которое бессмертный привык видеть у подчиненных.
Волосы его подопечного пахли так приятно, светясь мягким серебром в свете ламп. Уцуро безотчетно притянул его к себе и потерся щекой о щеку. Это было... слишком странно, он был настолько живым, настолько...
Глава Нараку неловко, но сильно притянул его к себе, коснувшись губ коротким поцелуем.
- Я столько лет думал об этом, мечтал об этом и не смел... убейте же меня на месте, если я оскорбил Небеса такой вольностью, Уцуро-сама.
Уцуро смерил его взглядом. У людей так много слабостей и соблазнов. Так много бессмысленных, но приятных вещей, которые они делают и к которым стремятся. Этот человек - его лучшее создание, тоже оказался слаб к таким вещам. Что руководит им, когда он испытывает... то, что испытывает к бессмертному чудовищу?
- И как же много у тебя было женщин... мужчин, пока ты думал обо мне?.. - и Уцуро скользнул рукой по его ноге, гладя бедра сквозь ткань брюк.
- Несколько. Они не вызывали во мне особенных чувств, никто, - голос его почти срывался, когда он прижимался ближе к Уцуро.
- О таком ты думал? - и бессмерный провел ладонью сквозь ткань по члену человека, чувствуя, как приливает кровь, как тот подается бедрами вперед.
- Ну же, сделай так, как делал это обычно, чтобы я увидел теперь своими глазами, - Уцуро было странно, было интересно, и - что скрывать, он ощутил то же желание, пусть и довольно слабое.
Его воспитанник встал на колени прямо на полу, отвернувшись, и начал гладить ладонью уже вставший член, лаская по всей длине, иногда слабо выгибаясь. Уцуро сел рядом, слишком уж внимательно глядя на него, и положил свою ладонь сверху. Оборо не выдержал, открыв глаза и глядя прямо в лицо бывшего главы Нараку. Его хотелось взять, подчинить себе окончательно, причинить боль и выразить все свои новые эмоции к нему одновременно.
- Люди делают столько приятных глупостей, - Уцуро рывком поднял воспитанника, усаживая в кресло, где продолжил ласкать его плоть.
Оборо потянулся было, дотронувшись до его плеча рукой. Это было... уже слишком. Не сейчас. Уцуро аккуратно убрал руку, отрицательно помотав головой. Почему-то не хотелось нарушать этого наслаждения чужими эмоциями, эмоциями этого прекрасного и странного человеческого существа.
Бессмертный забыл обо всем, глядя, как его человек выгнулся, когда Уцуро вошел одними лишь пальцами, как тихо и сладко застонал, когда он начал двигаться внутри.
Он рывком перевернул его на живот и резко вошел. Что наделал этот человек? Его хотелось убить, растерзать, его хотелось никогда не выпускать из своих рук.
Слишком резко - Уцуро почувствовал кровь на собственном члене, и в страсти потянул его к себе. Сломать ему руку, свернуть ему шею, уничтожить эту красоту, это создание, что имеет столько страсти, издает столь сладкие для уха звуки, столь мягкие движения... И он впивался зубами в бледную кожу, до синяков сжимал бока.
- Убью, разорву тебя на части, - он с наслаждением смотрел, как человек мечется под ним, стараясь не закричать от боли. Оборо слишком резко вскрикнул и остановился.
- Прости... - идиот, он правда настолько сильно притянул его, что переломал кость в плече. Его воспитанник побледнел совсем уж сильно.
- Все... все в порядке, Уцуро-сама.
- Да уж, в порядке, - он усмехнулся, без раздумий вспарывая кожу на запястье.
- Пей давай.
Оборо послушно припал к ране. Уцуро гладил его по голове, вспомнив ту, давно прошедшую жизнь.
- Слишком больно было, да? - по бедрам его воспитанника тоже стекала кровь. Несколько минут назад Уцуро впивался зубами в его шею и пережимал его суставы так, что казалось, действительно хочет убить.
Так нелепо уничтожить это прекрасное, полное эмоций, боли и привязанности существо, которое слепо доверяет ему, насквозь видя природу убийцы?
- Будь со мной рядом всегда, - и Уцуро заставляет пить его еще больше, удовлетворенно оценивая, как срастаются кости и затягиваются раны.
- Не нужно было, Уцуро-сама.
Его вид, его голос будто бы отрезвляют Уцуро. Он перебирает волнистые серебряные пряди, вдыхая сладкий запах его крови - совсем иной крови, чем обычно бывает у людей.
Бессмертный молча усаживает в кресло своего ученика, сам становясь на колени, обхватывает губами его член, ласкает языком и слегка втягивая в рот.
- Не... совсем не обязательно, - Оборо снова странно краснеет, когда длинные пшеничные волосы опускаются прямо на его бедра.
- Хм... теперь я так хочу. Кричи теперь, когда и как хочешь, - и он погружает член на всю длину. Пальцем он входит в уже зажившую плоть, нащупывая и массируя самое чувствительное место - его человек тихо стонет от ласк. Уцуро взбрело в голову быть максимально нежным с ним, с тем, кто умел дать столько тепла такому чудовищу.
Оборо подается вперед, почти насаживаясь на его руку. Бывший глава Нараку не думает уже ни о чем, покрывая поцелуями живот и бока, и снова лаская его плоть.
- Я не могу больше, я прошу вас, - его прекрасный человек слабо стонет, изгибаясь. И изливается, уже не в силах контролировать себя. Уцуро даже не думает вынимать изо рта его член, без сомнений сглатывая все, собирая языком с кожи все капли.
- Зачем же...
- Будешь спорить со мной? - бессмертный усмехается и целует его прямо в губы, гладит ладонью по лицу, все так же не позволяя прикоснуться к себе.
Оборо встает с кресла, слегка пошатываясь и глядя опьяненным взглядом.
- И куда ты собрался? Будешь спать тут сегодня. Все равно мне не спится, - Уцуро кивком показывает на футон.
Сколько бы лет ни прошло - а его воспитанник остается таким же хрупким, таким же... смертным...
Оборо усмехнулся.
- Я помню, как мне снились кошмары и я кричал во сне. И тогда вы забирали меня в свои покои, говоря, что нет такого кошмара, который не боялся бы вас самого.
- Когда-нибудь я вспомню об этом тоже, - Уцуро впервые за все время улыбается так, как научился от него.

@темы: писанина

---

Прошел отборочные на Зеркалах.
И продул Лансу на основных. Начал с пары обоюдок - подумал, что не так плохо, а потом получил по ноге, прихуел и начал вытуплять.
Такая же байда, что и с Лешим.
Рили что ли просить секунд 10, чтобы переварить это ощущение и нормально сойтись потом?
(мне обычно жутко стыдно, кажется, что все могут подумать, что я излишне преувеличиваю свои болевые ощущения. Поэтому я стараюсь продолжать с кирпич-мордой, даже если внутри себя ору просто *ржет*)
Короче, сам вытупень.
Не то, чтобы я надеялся победить Ланса, но счет мог быть другим.

---

Есида Шое-мельком Уцуро.
О том, как все непросто)

ТЕКСТ

Тепло наполняет сердце Шое. Эти дети стали смыслом его жизни, радостью и гордостью каждого дня. Он учит их чтению, письму и жизни - такой, какой он хотел бы для себя. Если бы Есида Шое мог выбирать, если бы был человеком - то пошел бы именно по такому пути. Какому именно? Понял бы и выбрал его сам. Стал бы идеальным самураем в собственных глазах.
Сердце его переполняется радостью, когда он думает о том, что его ученики - прекрасные, любопытные и искренние - смогут это сделать однажды.
У него же нет ни прошлого, ни будущего - только эта жизнь. Кажется, об этом он мечтал столько лет. И наконец, совершил то, что так хотел. По правде говоря, они все учат своего сенсея гораздо большему, чем он - учеников. И Шое иногда говорит им об этом - он дал себе обещание быть с ними честным... почти во всем. Кроме того, что воспоминания о прошлом становились все подробнее. Кроме того, что они - не должны знать, какое чудовище рядом с ними на самом деле. Может быть, они спасут его благодаря этому обману. И однажды он сгинет навеки.
Он позволял себе кучу всякой приятной ерунды - поспать подольше, есть все эти вещи, которыми угощали его некоторые ученики, приберегая все самое лучшее для Гинтоки - иногда этот мальчишка казался пугающе знакомым, особенно, когда серьезно и бесконечно устало смотрел на него. Но потом он лениво тянул палец к носу, и с Шое будто бы спадало это наваждение. Он мог гулять с мальчишками после уроков, учить их в додзе - стараясь быть как можно более аккуратным - мысль о том, что он может причинить кому-то и них боль, вызывала в нем слишком сильное отвращение. Иначе это было сложно назвать - раздробленные кости, торчащие из мяса, хрипящие люди, исторгающие потоки воняющей железом крови - вот что вспоминалось ему, и этого не хотелось повторять никогда.
Есида нравился детям - то тоже было удивительно. Он говорил первое, что придет ему в голову, желая быть с ними на равных. Все, что думает, все, что чувствует. Это было невероятное, почти волшебное ощущение. Тогда он забывал про все. Кроме...
Эти парни были немного старше большинства его учеников. Шое знал об их конфликте. И тогда, когда они собрались вместе, чтобы побить Гинтоки, он странно и холодно-отстраненно думал о них. О том, как легко их было бы убить - легким движением, почти не касаясь, взять за затылок и свернуть шею, что издавала мерзкие слова в адрес его подопечного, пропустить руку сквозь грудную клетку второго, вынуть и вышвырнуть его сердце...
Шое остановился, отдавшись этим мыслям, и сам пришел от них в ужас. Как хорошо, что его лицо не выдает таких помыслов - ученики всегда говорят, что он "витает в облаках", когда его взгляд останавливается и будто стекленеет. Пусть лучше думают так. Пусть лучше не знают, какой он монстр, проклятое чудовище на самом деле. И - ради богов! - пускай никогда не слышат имени "Уцуро", ведь он умрет совсем скоро.
Шое мягко улыбается, глядя, как Гинтоки сам расправляется с обидчиками. Да, его воспитанника сложно задеть и остаться целым при этом. Дурные воспоминания быстро рассеиваются.
- Ты станешь сильным, мое дитя, и сможешь победить даже такого монстра, как я, - улыбаясь, говорит Есида Шое. И, если меня не станет...
- Я расстроюсь, если вас не станет, - Гинтоки нахмурился и почесал затылок, с неодобрением глядя на сенсея.
- Пустяки, - Шое махнул рукой и весело рассмеялся. Ты уже - чудовище, - но, пожалуйста, не слушай никого - и даже меня, - выбирая свой собственный путь.
- Не буду, - серьезно кивнул головой Гинтоки.
Шое думал, что сможет все изменить. Но ведь... Уцуро появился на свет, чтобы отнимать у людей все. Глупое, наивное создание. Он думал, что сможет положить этому конец. Но, на самом деле, только его смерть сможет поставить точку череде бесконечных и бессмысленных убийств.
Когда придет время, и этот ребенок заглянет в Пустоту - он не пожалеет об этом ни секунды.
Есида Шое улыбнулся.
- Не думай об этом. Ты решишь все сам.
Он уверен - Гинтоки не ошибется со своим выбором.

@темы: писанина

---

Итак, три дня из шести я работал до часу ночи (а сегодня сподобился свалить полпервого).
Ну такое...

Сейчас вспомнил, как было время, когда я мечтал вот так вот пахать сутками (чтобы пореже дома появляться, а быть занятым и независимым).
Не, оставайся я в Москве - я бы сейчас реально радовался и форсил своей занятостью. У меня бы был такой повод всех (родню я имею в виду, разумеется) затыкать за пояс и похваляться, ух!

Но когда у меня появилась куча спорта, хобби, личная жизнь и много знакомых... не оч.
И бахвалиться не перед кем - те, кому предназначены выебоны и пускание цветной пыли в глаза, далеко-далеко, и бессмысленно.
Не то, чтобы я офигеть как уставал от таких темпов (на двух работах было чуть сложнее, например).

Но. Когда я жил вообще на этой неделе.

---

Чувствуется мне, скоро я расчехлю сохраненки и заспамлю Уцуро-Шое. XD
Эстетически нравится, примерно как Акечи из Басары. (хотя они дофига разные, за исключением нескольких моментов).

Этот зловещий сдержанный и холодный пафос Уцуро и веселая милость Шое, через которое все равно проступает порой тень другой личности.
(не-не, я уверен, что Шое все это делал совершенно искренне. И оба из показанных Уцуро - тоже)

Ну и вся эта жестокость за гранью, при этом без особых эмоций и с показательным выступлением, и тяга к саморазрушению, и "ну отпиздите меня уже, кто-нибудь" - все чудесно.

Когда я немного отойду, напишу поподробнее, что я думаю обо всем этом.

Хиджиката и Камуи по-прежнему в фаворе, они классные, но их прикольно копать в эмоции/характер, они прям такие. А Уцуро - для любования созданная штука. ХД

---

Еще зарисовок про Уцуро и мелкого Оборо.

Уцуро никогда не чувствовал страха. Он видел, как боятся люди - обычно боятся его самого и воинов Нараку. Боятся смерти, боли. Смерти - больше всего. Многих она приводит в настоящий ужас. Они так отчаянно цепляются за свою жизнь, что в этом стремлении часто способны на подвиги. Есть те, кто так же остервенело держался за жизни тех, кто был рядом. Такие безотчетно нравились Уцуро. Но, в конечном итоге, тоже умирали, не сумев защитить никого.
Жизнь лидера Нараку была настолько нескончаемо долгой, что он не помнил, когда и почему она началась. Был ли он ребенком когда-нибудь? Был ли кем-то, кто не являлся главным убийцей? Это было совершенно неведомо. Закончись его жизнь прямо сегодня - ничего бы не изменилось ни для мира, ни для него самого.
Мальчишка, Оборо, в сражении старается подражать ему. Делает вид, что у него нет страха. Нет жалости, нет боли. Уцуро иногда замечает, как он на долю секунды сжимает зубы, когда пропускает удар врага. Но тут же возвращает непроницаемое выражение лица. Самому главному убийце действительно не бывает больно - попасть мечом по его телу почти невозможно. Когда он ранит себя сам - то бывает только легкое тянущее чувство на месте пореза, которое приходит спустя несколько минут, когда рана уже почти затянулась.
Что-то похожее на то, что чувствовали люди, пришло к нему лишь однажды. Уцуро сражался, забыв обо всем, легкими движениями лишая жизни врагов. Оборо отбежал куда-то - можно было не беспокоиться - этот ребенок уже достаточно силен, чтобы не умереть перед десятком-другим противников.
Секунда - из-за поворота выехал отряд во главе со своим дайме. В другое время Уцуро не обратил бы внимания - закончил бы со своими противниками и пришел туда, где было подкрепление. Но какое-то странное ощущение заставило его развернуться, поднять руку с клинком, добивая наступающего врага.
О чем он думал, когда оставил своих врагов на одного из подчиненных, и тут же поехал вслед за подкреплением противника?
Опять дурацкая картина перед глазами - такая же, как в тот день, когда он впервые встретил этого ребенка. На сей раз он лежал на чьем-то трупе, неестественно перегнув руки. И его любимые вороны кружили над ним. Как он, глава Нараку, будет дальше жить, если им все-таки удастся лишить жизни его человека?
Оборо сражался хорошо, быстро поворачиваясь и строя сложные комбинации, чтобы сражаться с несколькими пехотинцами одновременно... но... все еще можно быть более быстрым. Уцуро выдохнул почти с облегчением, опуская меч вниз и рассекая голову того, кто был ближе всего к его воспитаннику. Мальчишка коротко кивнул, и снова погрузился в бой.
Ощущение ушло. По правде говоря, они и не убили бы его. Уцуро взглянул на распластанные по земле тела. У кого-то не было руки, у кого-то ног или головы. Люди ужасающе хрупки.

***
Уцуро никогда не ощущал радости. Да и нечему было радоваться - каждый его бой заканчивался победой. Он выходил убивать не для азарта, не ради идеалов и идей. Он выходил на бой, чтобы поставить точку. Бессмертный, он знал, что для него ничего не изменит ни одно поражение, и ни одна победа. Нараку будет служить на своем месте. Все будет происходить именно так - день за денем и век за веком.
Уцуро рожден, чтобы отбирать жизни. В этом - единственное его предназначение.
Иногда убийца Нараку сидел в комнате, заполняя свитки. Не из необходимости, скорее из скуки и для того, чтобы подчиненные лучше поняли итоги их работы и дальнейшие планы.
Оборо сидел в соседнем углу, что-то увлеченно рисуя - впрочем, Уцуро никогда особенно не интересовался этой ерундой. Неожиданно мальчишка громко рассмеялся и покраснел. Глава Нараку слегка повернул голову - что могло быть интересного и смешного в листе бумаги и туши?
- Ты чего это? - холодно спросил он.
Воспитанник почему-то неловко тыкнул пальцем в лист и расхохотался уже открыто.
Это было слишком интересно. Кажется, ему никогда не понять вещей, над которыми люди могут смеяться или плакать. По какому принципу они выбирают, что есть смешно, а что - печально?
Уцуро встал и подошел к мальчишке.
- Объясни, - бессмертному не хотелось, чтобы его голос звучал настолько холодно, когда он разговаривает с этим маленьким человеком.
На листе была какая-то непонятная клякса, расползшаяся на фигурке человека. Нарисован этот человек был неплохо - молодой парень с черными волосами в форме Нараку. Видимо, ребенок поставил кляксу и решил ее смыть, но...
- Как будто Хино-сан тошнит, ведь да? Он наверное бы попробовал побить меня, если бы увидел, - он неловко улыбнулся, глядя на Уцуро.
Это было так... нелепо, что главный убийца Нараку неожиданно рассмеялся. Получалось у него это странно и коротко, он так и не мог делать это нормально.
Он потрепал серебристые волосы. Каждый раз это было так странно. Этот ребенок разговаривал, смеялся всякой ерунде, сражался и учился разным техникам, которые раньше Уцуро не передавал другим людям.
- О, вы улыбаетесь, сенсей.
- Не называй меня так. Я не могу быть сенсеем.
- Вы учили меня писать, считать, читать... убивать, - Оборо улыбнулся.
Уцуро попытался изобразить то же самое. Оборо потянулся и обнял его.
Люди... так странно устроены, все же.

***
- Потом ты протягиваешь руку вперед и делаешь так, - Уцуро протянул ладонь к тренировочному манекену и тот распался на мелкие щепки. - Просто сконцентрируйся, как мы с тобой учили.
Мальчишка вытягивает ладонь вперед. Соседний манекен остается цел.
- Нужно попытаться сделать это в настоящем бою. Ты почувствуешь, как кровь течет в человеке, и поймешь, что это не так уж сложно, - и Уцуро слегка усмехнулся, едва приподнимая уголки губ.
Оборо серьезно посмотрел на манекен.
- Но ведь там нет крови. Что я должен почувствовать?
- Части, из которых он состоит. Как бы тебе объяснить...
Оборо утвердительно кивал головой на рассуждения Уцуро о том, из чего состоят вещи и предметы.
Почему этот ребенок должен убивать просто так? Было бы лучше, чтобы у него были такие же друзья, как он сам. Чтобы он... делал то, что обычно делает, но вместе с ними. Уцуро мог бы рассказывать им разные вещи, они бы все делали такие же удивленные глаза и внимательно слушали, глядя на него. Он ведь должен будет стать... тем, кто несет наказание, не разбираясь в правых и виноватых? Стать Смертью?
Потом мальчишка, разобравшись с манекеном, пробовал провернуть то же на Уцуро - тот только понимал, что ученик все делает верно, но не ощущал почти ничего, кроме легкого жжения, которое свидетельствовало о том, что его кровь интенсивно регенерирует поврежденные клетки.
Он автоматически, не задумываясь, отразил удар аналогичной атакой, почти не вкладывая сил. Ребенок тут же сильно побледнел, лишь на мгновение поморщившись.
Глава Нараку пристально посмотрел на него. Нужно было что-то предпринять. Предпринять...
- Это настолько больно? - голос его звучал слишком холодно. Внутри же Уцуро ощущал очень странное - ведь по простой неосторожности он мог убить этого ребёнка. Он упал бы замертво от его руки.
Он подошел и на секунду прижал его к себе, погладив серебристые волосы.
Оборо покачал головой
- Нет, просто это было неожиданно, - и ребенок обнял его в ответ. - Все в порядке.
- Ты мог умереть. И тебе было больно, - возразил Уцуро.
- "К каждому человеку рано или поздно приходит Смерть", - серьезно процитировал мальчик.
Его же слова.
- Пусть к тебе она придет не настолько глупо, - бессмертный наконец выдохнул.

@темы: писанина

---

На трех предыдущих работах мне как-то везло с коллективом - что на баре, что в информ.агенстве, что в газете.
Мы как-то все были на одной волне, я легко вливался, со всеми корешился. Мы отлично работали и превесело бесоебили в свободное от труда время.
Можно было, например, рассказать, что в пять лет ты дружил с дохлой кошкой, а твоей первой любовью был кардинал Ришелье (мечтал за него замуж, наплевав на то, что тот умер более 300 лет назад), и прочие истории. И услышать не менее упоротые стори от коллег.
Я считал себя наконец-то коммуникабельным - я же еще и знакомился каждый день с новыми людьми и успешно с ними работал.

Сейчас будто снова в школу вернулся. Класса этак до девятого при том. Ну как бы... все хорошо общаются со мной, конечно. Но я прямо ощущаю эту огромную дистанцию и непонимание. Без агрессии или чего-то такого. Просто вот.

На самом деле, я хер знает, о чем с ними говорить. Я даже о Рейнеке не могу рассказать, потому что у тех, кто там был, совсем альтернативный Рейнеке - с кафе "пять штук за обед" (жру всякий тушняк с макаронами), дорогим жильем (омг! я один раз спал прям просто у костра на куске чего-то. Но обычно в палатке, конечно) и свежим гребнем по цене в ого-го сколько. О_О
В душе не ведаю, где там на Рейнеке кафе и дорогое жилье (даже Мисюк вроде пускает в дом даром).

---

Еще Гинтама.
Уцуро на сей раз, немного Шоё, немного Оборо.
Рейтинг G.

ТЕКСТ

Люди такие хрупкие. Они, кажется, появляются на свет только для того, чтобы покинуть его. Болезни, оружие, голод, старость - все это легко забирает их жизни. Люди уходят, не оставляя после себя никакого следа, никакой памяти. Сегуны через несколько поколений становятся историей, о великих дайме помнят только то, что осталось в свитках. Они все превращаются в сказку, в историю - пара поколений - и они перестают быть людьми, становясь памятью. О простых солдатах и крестьянах и говорить нечего - все, что им суждено на белом свете - быть оплаканными матерями да женами и исчезнуть в тот же день, как умрут их плакальщики.
Уцуро не был человеком. Он знал о себе лишь то, что появился на свет и стал будто бы лидером Нараку. Ему было интересно проверять людей на прочность, находя порой интересные жемчужины среди потока одинаковых лиц, сопровождающих всю его жизнь. Люди рождались, люди умирали - умирали от всего. Кто-нибудь из них будто бы светился изнутри, горел странным огнем там, внутри оболочки. С такими было интересно. Они не ложились под лезвием мечей и нагинат, как скошенная трава. Скорее, гасли, как потушенная свеча. Это было мгновение их величия. Мгновение, когда он, назвавший себя Уцуро, гасил это пламя, будто накрывая его своими крылами, пронзая их медленные неуклюжие оболочки. Был ли в них этот огонь, или нет - хрупкое тело рано или поздно подводило владельца. Не отними жизнь такого Нараку - и его долго и мучительно отбирала бы старость или болезнь, превращая некогда прекрасных и сильных существ в изувеченную, будто сожранную изнутри оболочку.
В мальчишке даже не было этого огня. Уцуро сам не знал, почему сделал это. При первой их встрече он увидел его глаза - мертвые и безразличные. Ребенок едва дышал, безучастно уставившись на человека в маске ворона. Почему-то сама мысль о смерти столь нового создания в тот день показалась Уцуро почти что издевательством над природой человека. Он будто увидел перед собой, как огромные эти глаза на детском лице останавливаются навсегда, вперяясь в стальное небо. Как ветер колышет серебристые волосы на окровавленном, обглоданном воронами и насекомыми лице. Это было так неправильно, это... почему-то возмутило главного убийцу Нараку до глубины души в тот день.
Он сам не знал, почему его рука потянулась к танто, почему он дал ему свою кровь, почему потом сидел до рассвета, слушая, как хрипло дышит ребенок, согревшийся у его груди, и перебирал мелкие волны его спутанных волос.
Оборо был обыкновенным мальчишкой - сыном самурая. Он был тих и задумчив - только всегда следовал по пятам за Уцуро. Говорил о том, как хочет быть полезен, как хочет научиться искусству убийства. Иногда он улыбался, и что-то сжималось внутри Уцуро, он усмехался в ответ. Почему-то глава Нараку всегда думал в такой момент, что этот мальчик не должен умирать, никогда и ни за что. Если ему больше не будут так улыбаться - что ждет его тогда? Если бы он был человеком, то огонь, горящий в нем, погас бы, оставив одну оболочку.
Он сам не замечал - как быстро и радостно начинало биться его сердце, стоило услышать, как маленькие босые ножки бегут к нему по деревянному полу.
- Уцуро-сама, - благоговейно говорили ему все в Нараку, часто боясь даже взглянуть в лицо. Враги смотрели на него с ужасом и бежали, либо с ненавистью и страхом отводили взгляд.
Оборо смело подбегал к нему, запросто обнимая за шею, запутываясь маленькими ручками в его волосах. Он смеялся, улыбался, он грустил и иногда плакал. Иногда злился - если у него что-то долго не получалось. Его сердце билось так быстро внутри маленького, слабого тела. Уцуро сполна давал ему кровь - чтобы его воспитанник становился сильнее и крепче.
- Я хочу убивать, как вы, - робко улыбался мальчишка, и его тусклые обычно глаза светились теплом.
- Ты сможешь... возможно, даже превзойти меня - улыбка все еще плохо давалась лидеру Нараку, но он постоянно ощущал это странное, щемящее в груди, когда смотрел, как улыбается этот ребенок.

***
Тьма словно опускалась на Шоё, придавливала его сверху. Он умрет... в глубине души, он ведь всегда мечтал умереть. Молодой мужчина встретил его у ворот. Удивленно распахнул глаза, глядя на него почти что с ужасом. Он...
- Оборо? - это имя почему-то всплыло в памяти Шоё, который будто увидел перед собой маленького умирающего мальчишку, который даже не надеялся на то, что будет жить.
Он вырос и стал сильным. Лучшее творение Уцуро, лидера Нараку. Он чувствовал его душу, видел его сейчас воочию.
- Уцуро-сама..., - мужчина сделался растерянным, будто сейчас готовым заплакать.
- Оборо-сама! - один из солдат вышел вперед и низко поклонился ему. Лицо мужчины приняло будто бы заученный мрачный вид. Он смерил солдата и Шоё суровым и немного усталым взглядом. Солдаты повели пленника дальше. Шоё ощутил ужас - не свой, того паренька. Нынешнего лидера Нараку. Человеческого ребенка, в жилах которого текла его кровь.

- Я не умру... умрет только Шоё, - и он нежно улыбнулся нынешнему лидеру Нараку. - Не вини себя, я прошу тебя. Мне... больно смотреть на тебя такого.
- Вы ведь могли спастись, могли убить их всех!
- Я не хочу больше убивать, я же сказал тебе ещё раньше. Мне надоело, что все умирают. Такие, как ты - умирают. Совсем новые тела, очистившиеся от прошлой жизни души... пусть все идет своим чередом. Ведь теперь - ты убиваешь вместо меня, не так ли? - Шоё говорил это тихо и нежно, но почему-то лицо Оборо исказилось от невыразимого ужаса - совсем такого же, как в момент их новой встречи.
Уцуро заковал этого ребенка в цепи собственного эгоизма, оставив на нем множество страшных, тяжелых долгов, которые мальчишка сразу, без раздумий, взвалил на себя... взвалил и сейчас медленно умирает, поддерживаемый только его колдовской кровью.
Словно тлеет изнутри его огонь, которого никогда не было.
Он стал сильным. Безрассудно храбрым. Совсем как Гинтоки. Сражается, будто действительно бессмертен - хотя точно знает, что рано или поздно его оболочке придет конец.
Тьма опускалась на Шоё. Тьма рождала Уцуро. И рядом с ним не было никого - даже этот мальчик совсем скоро покинет его.
- Я... так ждал вас, Уцуро-сама, - он неловко откинул со лба белые непослушные пряди.
- Ёсида Шоё, - отрицательно мотнул тот головой. Глядя, как мучается его ученик. Его первый ученик.
- Спасибо тебе. Благодаря тебе Шоё смог появиться на свет, разве не так?, - он мягко прищурился.
- Я убью СадаСада своими руками, - прошипел в ответ лидер Нараку. Только скажите - и я освобожу вас, я перережу...
Шоё встал и протянул руку сквозь прутья, тихо рассмеявшись. Приложил палец прямо к губам воспитанника.
- Не стоит. Не говори так. Ты ведь самурай, а он - твой господин. Ты должен защищать СадаСада, чего бы это ни стоило тебе. Как бы ни разошлись ваши пути.
Оборо сжал меч до побелевших костяшек.
- Пообещай мне.
Он медленно кивнул.
- Как вы хотите... - и посмотрел взглядом, полным боли. Только люди умели так смотреть.
***
Он смотрел на него и не узнавал. Мужчина с одной рукой и одним глазом, со шрамом поперек лица глядел на Уцуро, не отводя взгляда.
Гинтоки, Кацура и Такасуги - все они любили Шоё. Все они питали ненависть к Уцуро, существу, не знавшему привязанности, не ведавшему милосердия. Тому, кто появился на свет бессмертным. Кто не знал о людях ничего, кроме того, что каждый из них - смертен.
Шоё было любить легко. Всегда доброжелательный, открытый, готовый помочь. Никогда не злящейся по-настоящему. Уцуро было любить невозможно. Он привык убивать. Привык повелевать. Привык ощущать власть в своих руках, страх и ненависть повсюду. Есида беззаботно развлекался, окруженный детьми и их смехом. Вокруг Уцуро были лишь пламя да Смерть, и вороны, приходившие после каждого боя, следовавшие за ними по пятам, ожидающие конца страшной резни, которую неизменно приносил с собой бывший глава Нараку. Эгоистичный, своевольный...
Нынешний лидер провожал его в покои, молчаливый и строгий. Под конец он отпустил всех своих людей.
- Вы думаете, это будет безопасно? - тихо шепнул ему один из солдат.
- Абсолютно. Я защищу Уцуро-сама от любого врага, - безапелляционно заявил он.
"Глупый. Твой человек имел в виду - защитишься ли ты от меня", - холодно подумал Уцуро.
И через минуту, когда солдаты ушли, мужчина резко повернулся к нему, сделал шаг в нерешительности, и сразу же, махнув рукой, подошел и обнял его за шею, мягко касаясь волос.
Уцуро невольно напрягся. Он что-то замышляет, или же... эти руки были слишком теплыми, это было... неожиданно.
- Я так долго ждал вас. Так долго - когда вы вернетесь, - нынешний лидер Нараку стоял, посмев уткнуться прямо в плащ Уцуро, обнимать его... впрочем, в нем не было ни капли злых намерений.
Почему-то Уцуро не хотелось отстраняться. Да он смелый, этот человек. И чем-то очень знакомый ему...
- Думаешь, во мне осталось что-то от вашего Шоё? - насмешливо протянул он.
- Понятия не имею. Я не был знаком с Шоё, - и мужчина качнул головой.
- Как твое имя?
- Ятагарасу, Оборо, - коротко ответил он. И имя было знакомым. Он должен быть... гораздо меньше. Быть ребенком. Почему-то мысль об этом странно тронула Уцуро и он сжал руками рукава на плечах собеседника. А ведь и правда - ведь люди живут так недолго... И за какие-то несколько лет из милых детей вырастают убийцами, ворами, обманщиками. Или просто быстро, серо и незаметно прозябают, лелея собственные добродетели.
- Крайне неважно выглядишь... мне не хочется, чтобы ты умирал, - на самом деле, Уцуро думал о том, что вот этот человек - единственное создание, которое решилось вот так подойти к нему. Не к глупому добряку Шоё - к нему, Богу Войны, к главному убийце этой страны, который даже сам не ведал, не помнил, как появился на свет.
Уцуро решительно вытащил танто из-за пояса и порезал руку.
- Пей.
Оборо осторожно взял его за запястье, поднеся руку к губам, едва касаясь кожи. Бывший лидер Нараку слегка надавил на затылок, как бы поощря быстрее пить его кровь.
- Очень безрассуден. Береги себя - мне не будет никакого прока от тебя мертвого.
"Не оставляй меня", - хотелось сказать ему. Но он выговорил только это.
И улыбнулся, так, как умел Шоё.
- Ты ведь не оставишь меня?
Мужчина на секунду отстранился и глухо проговорил: "Не имею такого желания".
Уцуро рассмеялся. Теперь у него вполне получалось это.
Оборо был совершенно безоружен перед тем, как он улыбался. Ведь даже не нужно меча - настолько просто задеть его этим.
Он все равно скоро умрет. Люди... слишком быстро уходят.
- Можешь пить кровь хоть каждый день, - Уцуро потерпал воспитанника по плечу и снова улыбнулся. - Я теперь вспомнил тебя.

@темы: писанина

---

Итак, я вкурил много фандомов про Шинсенгуми и не собираюсь останавливаться.
Самая известная троица - Кондо-Хиджиката-Окита - везде по-разному показаны, но есть и объединяющие моменты.

Хиджиката. Куча правил. Кажется разумным и логичным. Кто не подчиняется правилам - пусть пойдет сделает сеппуку. Закон и порядок. "Ого, где-то дают люлей, да без меня!!" - бежит и выдает люлей всем, заодно, просто потому, что может.) Порядок на улицах Киото. Свои уважают, но пугаются и за глаза зовут "демоническим командующим".

Окита - няшечка-лапочка, любимец всех, "ежедневная шутка", прочие милости. Изящно кладет прибор на все эти правила. Когда надо - рвет всех в лоскуты, первый мечник и все дела. Так же изящно хуесосит тех, кто не может драть всех в лоскуты, хотя бы приближаясь к его уровню. Свои любят и умиляются, но сбегают через 10 минут "урока фехтования" и тоже в тайне пугаются.

Кондо - всеми признанный лидер. Собрал всех этих шалопаев в сильную команду. Мир-додзе-плюшечки. Когда нужно, выдаст люлей не хуже первых двоих, между тем. Любим и уважаем среди своих.

---

Лол. Когда мне лень идти на треню - меня либо заваливает работой, либо я как-то адски простужаюсь. Вчера вот палец потянул. Ну как потянул - растопыривал на ножах, сам дурак.
День поберегу его, помажу фастумом - а потом будет видно.
Арара ><

---

Стоит раз в месяц провести выходной, нифига не делая и дома, как сразу начинаю бегать внутри себя по потолку.
Что мог бы что-то написать в это время или прибраться, но вместо этого натурально пинал балду.
С другой стороны, я дома наедине с собой бываю просто раз в пятилетку, у меня вся неделя расписана по часам просто. Все равно совесть заедает.
Точно так же, как когда в моменты ожидания правок на работе я сижу и играю/читаю мангу.
А потом мучаюсь совестью.
Блин, это нормально вообще?

Вчера, я например, "долго не мог уснуть" - целых минут 20. Отдохнул тип, да. Для понимания - я привык отрубаться в тот же момент, как голова касается подушки. Или даже не подушки. Короче, стоит принять горизонтальное положение. Секунды за 3 засыпаю.

---

Очередной стиш про ента)


у ентов длинные хвосты,
у ентов белые усы
у ентов сзади две ноги
и енты ими вдаль беги

туда, где на полянке куст,
туда, где на деревьях мох,
где у поляны лес так густ,
и ент издаст глубокий вздох

ведь очень быстро ент бежал,
и лапы не жалели сил,
и ент немножечко устал
и из ручья воды попил

и ягод съел, и мех чесал,
и полосатый ентий хвост,
ведь на поляну прибежал,
тот ент, что был совсем не прост

---

Еще немного про Гьюки-Умевакамару.

ТЕКСТ

Алая кровь на белом снегу. Ее так много, что снег растапливается, мешается с ней, горячей, пахнущей железом. Куски мяса и клочья кожи раскиданы повсюду, по белоснежному ковру. Умевака потягивается, почти ложась в этот снег, весь отдаваясь ощущению убийства, чужого страха и крови. Внутри него продолжает странно, отчаянно болеть. Но эти смерти заглушат тоску. День, два - он же убил вассалов вражеского рода. Это утолит его жажду, хотя и не надолго.
За то время, пока он, Гьюки, жил в горах, старик успел спятить и сдохнуть. Как жаль - Умевака не видел его лица ни разу, но миллион раз представлял, как своей рукой отсечет ему голову. И кровь - красная-красная - водопадом хлынет из ровного среза.
Потом... Гьюки в своих мыслях переламывал ему хребет одним ударом, отрывал голову огромными черными лапами, раскидывая повсюду куски одежды и ещё живой, кровавой плоти.
Скольких он убил за то время, пока этот выродок успел состариться и закончить свой никчемный век? Скольких сожрал, путаясь в ощущениях, в том, насколько человеком и насколько зверем он был?
В конце концов, его врага тоже съели кошмары. Навязчивые кошмары о том, как он потеряет свое власть и влияние. О том, как всё, чего он добивался таким трудом и такими жертвами, отберет кто-нибудь более молодой и сильный.
Умевакамару вспомнил неожиданно, что хотел спасти свою мать. Она умерла ещё раньше старика. Как она улыбалась сыну и говорила, что никогда не оставит.
Гьюки глухо рассмеялся, внутри омерзительно заныло.
Он протянул вперед лапу - огромную клешню, и увидел, как его меч вошел глубоко в дерево. У него оставались обычные - человеческие руки. С каждым днем Умевакамару довлел над этим телом и сознанием. С каждым днем Гьюки помогал ему забывать и вражеский род, и его человеческую мать - все, что было.
Гьюки не знал других разумных екаев, кроме тэнгу с горы Курама. Но тот никогда не был человеком - тэнгу рождались, как отдельный вид, вырастали и долго жили. Они понятия не имели о проблемах людей и их страданиях. Человек был для них гостем на горе.
Они не знали этого голода. Не знали бесконечного, рвущего на части страдания. Он мог утолить его на время - в ту пору, когда пожирал людей и мелких екаев. Он сражался и с более сильными - не запоминая их имен и лиц, не ведая их историй.
Умевакамару порой забывал совершенно все о себе - он шел на вершину горы, вполне довольный своей добычей, как сытый хищник. И Гьюки входил в свой храм, ощущая аромат свежих цветов, которые глупые послушники приносили жестокому "ками", задабривая его.
Ёкай никогда не нападал на таких. Они приносили ему бесполезную сейчас человеческую еду, сакэ и цветы. Он усмехался, стоя за задней стеной храма, глядя на все эти приношения.
У него не было противников, не было того, кого он мог бы назвать врагом.
Старые враги из прошлой жизни постепенно забывались - они умирали, они дряхлели, и вот уже внуки их рассыпались по стране, затерявшись в безвестии, обозначая конец всему роду.
И сам Умевакамару, даже если чудом дожил бы до седин, нынче умер бы - недолог человеческий век.
Для Гьюки не было времени, не было другого мира, кроме высокой горы с храмом на вершине.

@темы: писанина

---

Я тут решил, что отныне этот дневник будет посвящен исключительно фандомным и околофандомным штукам. Моя писанина, какие-то находки и вопли о прочитанном/просмотренном.
А, ну еще про кошек и всякая мелочевка.
Для всего остального будет другое место.

На самом деле, это следовало сделать не просто давно, а очень давно.

---

Я тут решил, что отныне этот дневник будет посвящен исключительно фандомным и околофандомным штукам. Моя писанина, какие-то находки и вопли о прочитанном/просмотренном.
А, ну еще про кошек и всякая мелочевка.
Для всего остального будет другое место.

---

Про первый раз Хиджикаты, лол.))
И это не то, что вы сразу подумали, да-да.)

ТЕКС

Тоши идет по полутемным улицам Киото, глядя во все глаза на окрестные магазины, в которых тускло горят огни, на нарядных дам в пестрых кимоно, деловито семенящих стайками по мостовой, на подвыпивших людей, возвращающихся из питейных заведений, чуть пошатываясь.
В воздухе словно разлит прохладный ночной воздух, чистый и свежий после недавно прошедшего дождя. Тут все иначе, чем в Хино - много людей, много магазинов самого различного толка, которые работают даже в столь поздний час. Много и тех, кто недоволен нынешней политикой. Тех, кто готовит в сердце и уме своем замыслы переворота. Одни из них безобидны - обсуждают свои дела дома за чашкой сакэ, да валятся спать, чтобы завтра вовремя успеть на службу. Кто-то готовится действовать решительно и уже составляет планы, договоры, собирает единомышленников. У них есть оружие, у них есть связи. И потому - их лучше убивать сразу, пока они не пустили в ход весь свой арсенал.
Есть и простые нарушители - Тоши пока видел троих. Обычно стоит лишь подойти к ним и начать разговор - они спешат убраться без лишних слов.
- Да пошел ты к черту! Слышишь, сегунская подстилка? - услышал Хиджиката нетрезвый голос недалеко от себя. - Заткнись, или я снесу тебе голову.
- В чем дело? - черт пойми, как разговаривать с ними. Тоши внутренне напрягся.
- Хах, ты кто вообще? - мужчина полуобернулся к нему. Ступай, куда шел. Что за странный наряд на тебе, сволочь?
- Шинсенгуми, - коротко бросил Тоши, смерив взглядом наглеца. Мужчина средних лет, с недельной щетиной и кривыми зубами, злобно оскалился на него.
- Ты ведь тоже против сегунских шавок? - он заговорщицки подмигнул.
- О нет, - Хиджиката не поменялся в лице, так же внимательно, в упор глядя на самурая, - я и есть сегунская шавка.
Он смотрел прямо в глаза незнакомцу, от чего тому явно становилось все более дискомфортно.
Так же, не меняясь в лице и не отводя взгляда, он быстрым движением опустил вниз руку и перехватил запястье с коротким и блестящим танто в нем. Рывком подтянул мужчину ближе, неуловимо поморщившись от ударившего в нос перегара.
- Ты хочешь сражаться? - он бездумно облизнул пересохшие губы.
Нарушитель неловко ушел в бок, пытаясь вырваться из захвата. Тоши резко оттолкнул его от себя.
- Доставай меч, - ему ведь придется убить этого мужчину? Придется... - дальше Хиджиката перестал думать о чем-либо, увидев взметнувшийся в воздух клинок.
Блок, уход влево - он даже не задумывался над своими действиями, двигаясь скорее по инерции. Резкий выпад - противник оказался ловким и в последний момент увернулся... чтобы быть перехваченным клинком Хиджикаты, который повел меч в шею и в последний момент резко опустил вниз, глубоко вонзив острие в живот. Мужчина широко раскрыл глаза и отстранился. В ответ Тошидзо сделал шаг вперед, продолжая путь клинка, протягивая удар дальше. Кожа расходилась под острием, словно расступаясь, меч с тихим неприятным звуком вонзался в мясо, распарывая его.
Противник издал тихий возглас и грузно упал на колени, держась за живот.
Это было... необычно. Заместитель командующего просто стоял и смотрел на раненого. Так же внимательно, как и в момент их знакомства.
- Пес...
- Ага, - Тошидзе очень серьезно кивнул и подошел к нему. - Пес Бакуфу.
Он размахнулся и очень точно, одним быстрым отточенным движением снес преступнику голову. Следовало... арестовать его, да?
Он напал на представителя закона. Он может быть казнен сразу за оказание сопротивления и попытку убийства. Да, наверное, так.
Хиджиката поднял окровавленный меч и тщательно вытер.
Кровь стала быстрее бежать по его венам, а сердце билось быстро-быстро. Это было... очень странно. Это было быстро, мгновенно - пара минут, растянутых в его сознании на практически вечность. Короткий удар, который показался ему вспышкой среди бесконечного времени. Человек, который странно, будто ненатурально, будто не наяву вовсе - лежал, завалившись на мостовую. И его голова - тоже будто невзаправду, будто понарошку - откатилась чуть в сторону.
Как будто не он минуту назад смотрел на Хиджикату так весело, пьяно и зло. Будто не с ним -не с этим нелепым телом - он сражался, коротко, быстро, но ярко.
Тошидзе тяжело выдохнул, посмотрев в звездное прохладное небо Киото. Кровь его стала горячей в этот момент - горячей даже, чем после самого напряженного спарринга, чем после близости с красоткой из соседнего магазина.
Надо позвать людей и приказать им обыскать тело. Через три минуты должен пройти следующий патруль - им он и отдаст распоряжения.

@темы: писанина

---

Окей, гугл. Что делать, если въебал курс афобазола, и твое состояние всего лишь сменилось с "ВСЕ ДЕРЬМО, СУКА, ВСЕХ УБИТЬ, МУДАКИ!!!"
на... "Ахахаха, все отстойнее некуда, ну что же поделать, ахахаха, можно я поплачу хотя бы мысленно, лол".

Так и должно быть?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Давно не писал про Хиджикату.)
Очень небольшая зарисовка.

ТЕКСТ

"... признан виновным в убийстве... приговорен к смертной казни на главной площади...", - Хиджиката опустил на стол бумажный лист с оттиснутыми знаками на нем.
Он старался не думать об этом. Его воображение милостиво не рисовало заместителю командующего никаких картин.
"Чьему заместителю"? - подумал Тосидзе, неожиданно для себя самого хрипло рассмеявшись.
Киото потерян. Эта страна потеряна.
Накануне он лично сжег пару десятков писем. Ему предлагали места, предлагали службу и жизнь. Жизнь продажной шавки, милостиво предложенную ему новым правительством.
Они ловко сфабриковали дело против господина Кондо. Что же, загнать его так же в ловушку и выставить голову на площади показалось им слишком легкой задачей?
Или им кажется, что будет отличной иронией, если самый злобный пес Бакуфу начнет прислуживать новому правительству, стоя на задних лапках?
У него не оставалось больше ни слез по убитым, ни ярости на врагов.
По правде говоря, ему казалось, что вся способность чувствовать ушла куда-то, куда-то подевалась.
Казалось, что можно выглянуть сейчас в окно - а за ним будут рушащиеся дома, развороченные в стороны камни мостовой и мертвые, почему-то словно обугленные тела людей.
Тосидзе подошел к оконному проему - за стеклом был привычный вид, большое раскидистое дерево за окном, лужайка и забор.
За забором ходили люди - многие в европейской одежде, они шли, торопясь по своим ежедневным делам. Будто им - никакого дела не было, будто они не видели, что той страны, в которой они были рождены, больше нет.
Был бы сытый угол, их привычное жалование, да завтрашний день, не так ли?
Хиджикату начинало мутить. Он помнил, что в одном из писем говорилось что-то о визите на Хоккайдо, в крепость Хакодатэ - последний оплот законной власти.
Похоже, это единственный путь, который остался ему до того мгновения, пока жизни не придет время сузиться до размеров клинка танто.
Он проиграл свою страну бесповоротно.
Самураям в таких случаях надлежало совершить сеппуку.
Или умереть в последней битве, в уже проигранной ими войне.

@темы: писанина

---

Еще зарисовка про жизнь Камуи на пиратском корабле Харусамэ.)
Гинтанама.)

Текст

Камуи вынимает руку из грудной клетки человека одним длинным, долгим движением. Он теплый, почти горячий внутри. Скользкое окровавленное мясо. Он был слабым и скучным - Камуи широко улыбается, глядя, как тело недавнего противника медленно заваливается на спину.
Это - последний. Ято проводит языком от запястья до пальцев, слизывая еще теплую кровь со своей ладони. Оглядывается вокруг, созерцая устланное телами поле и довольно усмехается.
- Превосходно, превосходно! Абуто уже рекомендовал вас и... я готов принять вас в наши ряды. Отлично справился! - адмирал пиратов Харусамэ, низкорослый жабоподобный аманто, спустился вниз на небольшой воздушной лодке - с нее, с безопасного расстояния, он наблюдал за боем довольно долго.
- Я буду капитаном, да? - ято обернулся к нему с приветливой улыбкой.
- Места капитанов у нас заняты. Не думаю, что кто-то захочет уступать вам место.
- А, это не страшно. Скоро какое-нибудь, да освободится. Быть пиратом - опасная работа! - Камуи расширил глаза в притворном ужасе.
Жабоорбразный адмирал тихо рассмеялся. В его отряде уже были ято - огромные, мрачные и неразговорчивые мужчины с бледной кожей. Наемники - они были рождены для того, чтобы убивать. Або старался держаться от них подальше - в качестве убийц они были эффективны, но стоило соблюдать с ними дистанцию. Еще он знал, что они поглощали очень много еды и никогда не ходили обедать в общую столовую.
Этот паренек выглядел их полной противоположностью. Небольшого роста, довольно стройный. А, самое главное - улыбался и болтал почти постоянно. Кажется, замолкая лишь во время боя, и то не надолго. Або раздумывал, брать его в отряд или нет - но в пробном бою он показал себя просто превосходно, без особого труда удалив обученный отряд в составе 30 человек.
- Пока что заработок тебе будет положен, как рядовому. За особые задания - отдельная плата.
- Главное - кормите меня хорошо, адмирал... как вас там? - юноша радостно улыбался.
- Адмирал Або, - глава Харусамэ всегда пытался быть дипломатичным.


Он занял каюту в отсеке, принадлежащем ято. Там хранилось их оружие - особенно тяжелое и габаритное. Там, в самом низу, подальше от солнца, жили они сами - представители ныне вымирающей, но все еще опасной расы.
- Всем привет! - Камуи был первым ято, который спустился в общую столову, не заказывая еду отдельно в отсек.
Пираты дружно оглянулись в его сторону. Все промолчали.
Ято бодро прошагал к свободному столу.
- Эй, хрен собачий, это мое место! - огромный аманто, похожий на саблезубого тигра, вышел из-за соседнего столика.
- Ты бы хоть табличку какую поставил, что ли. А то сел за другой стол, а этот занял. А тут еще и намусорил, вот свинота, - Камуи произнес это так нежно, будто бы делал своему сослуживцу комплимент.
- Что ты сказал? - пират глухо зарычал.
- Что ты - свинья, - ято рассеянно пожал плечами и поднял руку, - эй, эй! А где мне взять завтрак? - крикнул он в сторону, где стоял повар.
- Ты точно ничего не путаешь? - тигр в прыжок оказался рядом с новеньким.
Секунда - окружающие не разобрали толком, что произошло - но через секунду пират уже лежал на полу в луже собственной крови, зажимая пасть ладонью и всхрипывая.
- Да брось ты, черепушка-то цела, - ято лучезарно улыбался, - мы ведь товарищи, я не хочу тебя убивать. Новенький, казалось, даже не пошевелился за все время их разговора.
- Я всее слышу, - продолжал он, - если вы нападете на меня толпой, мне придется убить некоторых из вас. Боюсь, адмирал-в-жопу-как-его будет очень недоволен мной и наругает. Ведь мне платят, чтобы я убивал врагов, а не вас.
Перед ято словно по волшебству оказалась миска с омлетом. Довольно объемная - повара знали, что воинственная раса ест... весьма и весьма много. Юноша аккуратно взял палочки, и, изящно наклоня миску... высыпал половину содержимого в рот, быстро-быстро прожевывая еду. Через полминуты последовала вторая половина. Затем он попросил добавки, выпил весь чай, что был в столовой, долго и увлеченно жуя свою еду.
Аманто первый раз видели, как трапезничают ято - остальные из клана предпочитали это делать в своей части отсека. Именно из-за обильной еды их жалование было чуть меньше, чем у остальных. Насколько пираты слышали, обычно убийцы всегда сами настаивали на этом.
Камуи ел много, интенсивно и очень небрежно. Неизвестно, до каких пор бы это вообще продолжалось, если бы на пороге не показался Абуто - тот, кто привел молодого ято в Харусаме. Он был спокоен, всегда отстраненно-вежлив и сумрачен.
- ООО, Абуто!! - Камуи радостно замахал руками, - садись, поешь со мной! - молодой ято наконец прожевал все, что с таким энтузиазмом высыпал из шестой своей тарелки.
- Ты уже подраться успел? - ято устало и как-то обреченно вздохнул.
- А, этот, - тигроголовый, очевидно, потерял сознание, ибо хрипеть перестал, только тяжело дышал. Подойти к столу пока не решались.
- Слышишь, они мне тут темную хотят сделать, - крикнул Камуи через всю столовую, - если что, ты не лезь, я сам поговорю.
- Ты тренировку почти пропустил со своими завтраками, - высокий ято с пепельно-белыми волосами шагал по столовой. - И обещал мне не драться ни с кем в первый день, - он легонько пнул лежащего аманто ногой, подходя к столику, - Пойдем уже.
- Сейчас-сейчас, я доем! Ооо! Унеси меня отсюда прям со стулом!
- Не неси глупостей. Вставай и иди, иначе мы не потренируемся сегодня вообще.
Камуи лениво потянулся.
- Ну лааадно уж, - он нехотя выполз за-за стола.
- Вы б его унесли куда, что ли, - он тоже поддел тиргообразного ногой в легком башмаке, - по полу дует, наверное.
Ято неторопливо вышли из столовой.
Пираты дружно выдохнули.

Часть вторая

Первая встреченная на пути планета была небольшой - её светло-коричневый шар было видно еще издалека. Насколько знал Камуи, там стоило убивать только охрану - и то, лишь в том случае, если они решат оказать серьезное сопротивление Харусамэ.
Камуи вместе с Абуто и еще тремя ято и двумя небольшими синекожими аманто спустились на сухую пыльную землю. Тут была какая-то растительность - пегие, словно выжженные солнцем кусты робко тянули свои ветки к источнику света - голубоватой звезде, лампой висевшей над куполом неба. Камуи лениво, как кошка, потянулся и слегка прищурился на неестественный свет. В отличие от солнца, это светило не нагревало кожу, неприятно, будто стремясь сжечь изнутри.
- Так. Все как обычно, мы - мозг, вы - сила, - кинул один из щуплых соратников.
- Угу, - Камуи так же лениво, не поворачиваясь, протянул, - эй, мозги, там к вам идет кто-то...
- Постой... это... да что ты встал, как вкопанный!! - закричал аманто.
- Вы мозги, вы и руководите, лучше же знаете! - Камуи усмехнулся.
В сторону их "мозгового центра" стремительно приближались трое дакини - огромные, с зеленоватой кожей и мрачно светящимися алыми глазами.
- Ууу... убейте их!
Аманто толком не поняли, что случилось - новенький ято стремительно, в два прыжка оказался за спиной у одного из громил, с изяществом увернулся от тяжелой взметнувшейся вверх лапищи, которая грузно пролетела по воздуху.
Два сильных удара - и чудовищный пришелец лежал на земле, выплевывая кровь.
Трое других были не так быстры - один из них, широкоплечий и черноволосый, успел получить удар от дакини. Впрочем, довольно быстро увернулся и ответил не менее грозным ударом.
Абуто, негласный лидер их ято-компании, как ожидалось, действовал хорошо и четко. Новенький нужен был только для того, чтобы его проверить.
- Медленный, как большая лягушка! - тем временем, юный ято успел схватить одного из дакини за ногу, предусмотрительно оторвав ему левую руку и теперь показательно раскручивал опасного врага над головой, выглядя комично и немного нелепо.
Аманто пристально посмотрели на него. Камуи, уже успев испачкать свое одеяние в темно-синей крови дакини, отшвырнул противника в сторону.
- Я знал дакини, который едва было не убил меня. Эти - какие-то слабые, - и ято деловито отряхнул руки о штаны, что было, впрочем, напрасной тратой времени - вся его одежда была в крови. Он задумчиво облизал палец и немного поморщился. У дакини кровь была холоднее человеческой, и еще сильнее отдавала железом.
- Это все?
- Не знаем. Охрана будет дальше.

Когда они пришли в деревню, там не было никакой обещанной охраны. Только ровное зеленое поле, с торчащими тут и там покосившимися домишками, которые выглядели, как нежилые.
Синекожие подошли к одному из домов, пристально глядя на карту.
- Эй, сначала вы, ято, шуруйте туда. Там может быть засада.
Камуи без разговоров пошел в избушку первым. Он махнул рукой, переступая порог, механически схватил какой-то тонкий прут, который явно метил ему в голову.
- Ого, какая охрана! Добрый день! - он вежливо поклонился, между тем, сминая в ладони какой-то стальной лом.
Один из аманто шумно выдохнул, перетаптываясь в огороде.
- А мы только сундуки забрать, - Камуи широко улыбался.
- Боже, что ты с ними беседуешь, прибей его к черту! - аманто чуть ни плевался.
- Да нуу, тут дед какой-то старый, - из проема было видно, как рыжий аманто отбирает у кого-то округлый предмет и так же безапелляционно его ломает.
- Ты сломал его гранату, а, придурок?? Гранату?
- Ага. Вы проходите-проходите, - ято поднял отбивающегося старика на руке и унес в угол.
- Просто убей его, а? - синекожие наконец прошли в дом.
- Да ну. Я на него едва махну - и сломаю хребет.
- Ну, вот и сделай это.
- Скучно. И он смешной.
Старик выругался.
В дом вошли два других аманто - забрать сундуки. Абуто остался сторожить проход.
- Отпусти... отпусти дедушку! - Камуи держал старика на одной руке, с любопытством наблюдая за манипуляциями товарищей.
- Ага... - рассеянно ответил он, когда чумазый мальчишка, дрожа от ужаса, подошел к нему. Он вышел, видимо, из соседней комнаты.
- Нам заплатили, чтобы их охраняли... - протянул он.
- Что ж. Берите деньги и бегите отсюда как можно скорее, - Камуи поудобнее перехватил извивавшегося человека. - С вами двумя даже эти хлюпики бы справились, - ято сказал это нарочно громко, с удовольствием поймав злобный взгляд одного из синекожих аманто.
- Абуто! Пойди сюда, - ято с утомленным видом заглянул в дом.
- В чем дело? Ты не осилил убить старика?
- Да не. Отдай им мои булки. И курицу. И рис на всякий случай. Они ведь у тебя, да?
- Ты убил дакини? - спросил мальчишка, тыкнув в сторону синих рук ято.
- Ага. Одного только. - Камуи зевнул. - Не умею быть аккуратным.
Абуто молча швырнул ему сумку, которую напарник тут же поймал.
- Смотри. Я тут взял всякой еды, на случай, если проголодаюсь в пути.
- Наше задание должно занять всего два часа, с учетом того, что в доме был бы полноценный бой, - укоризненно заметил один из тощих аманто.
- Вот после него я бы и проголодался! - Камуи поднял палец вверх.
- Держи. Возьмешь и съешь потом со своим дедом. И уходи прямо сейчас... куда-нибудь.
Если ты вырастешь, то сможешь найти и начистить мне лицо за то, что я решил тебя работы - Камуи рассмеялся, - если это у тебя получится.
- Кончай болтать с малолеткой. Сверните им шеи и дело с концом.
Ято, закончившие погрузку, сделали шаг вперед.
- Неа. Они уйдут. Дальше - не наши проблемы, - Камуи махнул рукой, и весь состав вышел.
Забавно, как они все начали слушаться его.
Ято поднял голову и посмотрел в нежно-фиолетовое небо первой планеты.

запись создана: 19.02.2018 в 15:12

@темы: писанина